«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года - Эдуард Камоцкий
Чтобы представить, как это тогда ощущали обыватели, сравните со своими теперешними ощущениями того, что сейчас в России на дорогах каждый день гибнет более 50 человек (70), а в печати сообщается о гибели женщины с ребенком – т. е. да, гибнут, ну, «так это же дорога». Как сейчас, так и тогда трагедию ощущали родственники и знакомые погибших. Мы знали о расстрелах именитых – Бухарина, Рыкова и десятках прочих, такого же ранга, «так это же главари шпионов и предателей», а о сотнях безымянных директоров, бухгалтеров, секретарей парткомов знали только их родные и сослуживцы, и то, не обо всех.
Расстреливали, конечно, не регулярно по 50 человек в день – когда сотня, а когда и не одного. Французский историк Николя Верт говорит (Самарская газета №5449), что он «нашел сведения о 750 тысячах» расстрелянных «только с августа 1937 года по ноябрь 1938 года». Не могу поверить своим глазам, но и проверить не могу. Это был «Большой террор», т. е. остальная сотня тысяч разбросалась по остальным годам – до самой смерти крутил Сталин эту безумную мясорубку.
Я не могу отнести год Большого террора как принадлежащий Великому эксперименту, нет, это было попрание самой идеи Великого эксперимента.
Информация о расстрелах была обдумана, и четко дозирована так, чтобы у трудящихся не возникло чувство страха из-за массовости расстрелов, но создалось впечатление о необходимой бдительности из-за большого числа внутренних врагов, шпионов и диверсантов даже в своем трудовом коллективе.
Все же, среди умудренных жизнью людей пожилых, частые периодические сообщения о расстрелах десяти или двадцати врагов народа, создавали атмосферу террора, так что их сковывал страх. А городская молодежь жила в атмосфере успехов по индустриализации страны – для неё 10, 20, расстрелянных врагов народа, реально отражали борьбу с внутренним и внешним врагом. Разное у людей было восприятие Большого террора. Да, народ не знал о сотнях тысяч, о десятках тысяч, не знал даже о тысячах расстрелянных, Но, что за анекдоты и шуточки могут посадить любого, это тогда знали все. Мало осталось свидетелей той эпохи – я пишу, вспоминая свои впечатления и впечатления от разговоров моих родных и взрослых нашего двора.
До самой своей кончины Сталин вел гражданскую войну (Ленинградское дело, дело врачей), гражданский мир наступил только после 53 года, и продолжался до 1993 года.
Думаю, Сталин опасался, что, уничтожая равносильных ему оппонентов (Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков), он порождает в оставшихся мысли о том, как бы это прекратить. Упреждая опасность, он расстреливал тех, кто по своему положению в армии, в народном хозяйстве и в политическом руководстве имели организационные возможности сформировать сопротивление, и тех, кто способен был оказать им поддержку. Чтобы задавить эти мысли страхом, он расширял террор и сформулировал закон обострения классовой борьбы по мере строительства коммунизма. Началась цепная реакция: потенциальные жертвы задумывались о возможностях прекращения репрессий, а Сталин возможных (?) мыслителей ставил к стенке. Эта цепная реакция к началу войны оставила армию без руководства. Никто из них не был врагом советской власти. С началом войны некоторых из них с каторги привезли, и они стали командовать армиями и фронтами
Возвращение их к руководству армией, доказывает, что сам Сталин не считал их врагами страны, но он не был уверен в их безусловной личной преданности ему лично. Они были специалистами, а специалисты нужны любому политическому руководству.
Возможно, и для Сталина это было не простое время. Как соотнести личную и государственную безопасность? Были у него и сомнения, и привязанности, была вокруг него и возня, и война приближенных и за удаление конкурентов, и за свою безопасность. Не последнюю роль играла в этом и Германия, сливая через третьи страны «информацию», порочащую наше командование. Когда ему на подпись принесли очередной список на расстрел, рука его дрогнула, и он вычеркнул из списка маршала Егорова. Они вместе воевали на польском фронте, к тому же Егоров выделялся на фоне других своей интеллигентностью, а Сталин это ценил, и все же через год Егорова расстреляли. Маршал Еременко в воспоминаниях пишет, что на его вопрос: кто причастен к уничтожению военного руководства перед войной, Сталин, пытаясь отвести вину от себя, назвал бывших героев Гражданской войны. Поскольку ни один политик (кроме Хрущева) не шевельнет языком, не подумав, то доверие к словам Сталина нулевое, и никто не узнает, были ли у этих «рубак» основания к ревности.
Мне довелось работать с немецкими специалистами разгромленной Германии, которым наша страна платила в два раза больше, чем нашим специалистам. Мы молодые инженеры завидовали немецким специалистам, – не тому что им платили в два раза больше, а тому, что они такие специалисты, которые ценятся при любом строе.
При угрозе смены политического руководства специалисты не станут его – Сталина беззаветными защитниками. Руководство армией он мог доверить только тем, кто в нем видели гаранта их благополучия. С началом войны этих преданных пришлось заменить уцелевшими репрессированными специалистами.
Способность Сталина посылать людей на эшафот и на каторгу, исходя из предположения о личной преданности, «как ни крутите, ни вертите» характеризует вождя как деспота, подобного князям, шахам, султанам, царям, королям, императорам, правившим до Великой Французской революции и Великого Российского эксперимента. Теперь на эшафот и на каторгу не отправляют, но при назначении на должности личная преданность значение всегда имеет – так спокойнее.
К 38 году Сталин понял, что он искусственно плодит недовольство и Пленум ЦК ВКП (б), говоря о «десятках тысяч» необоснованно исключенных, лишенных работы и квартир, отводя вину за это от Сталина, призывает местных функционеров «индивидуально» подходить к кадрам, т. е. притормозить массовый отсев.
С кем же остался Сталин? Кого он посчитал преданными ему безоговорочно? Прошли годы лихолетья, и уцелевшие после 37 года из тех верховных правителей, кто ранее был «ничем» и стал «всем», расслабившись, показали, что не чужды им были в личной жизни развлечения и наслаждения самого примитивного низменного уровня. В нынешней печати (Нева, 2008 г.) была публикация о смешном и позорном эпизоде во время коллективного отдыха Кагановича, Калинина, Хрущева, Ворошилова, Маленкова, Булганина, Молотова, Микояна в Сочи летом 39 года. У вольеры с обезьянами высокопоставленные посетители стали глупо шутить, кидая обезьянам, завернутые в конфетные фантики, камушки и кал. Обезьяны по-человечески возмутились поведением приматов, стоящих по другую сторону решетки, и самцы стали бросать в них камни, а самки обдали их и приданных им для увеселения женщин калом. Мы сейчас можем презрительно смеяться, а директору зоопарка – Гогуа А. Х. и другим работникам зоопарка, санатория и охраны предъявили обвинение по статье 58.1 – терроризм против членов правительства. Я думаю, что если бы были последствия, то «Нева» не преминула бы об этом сказать.
Я нарисовал схему, а частные судьбы зависели от частных характеров.
Генерал Власов, как специалист, честно все силы отдавал защите родины, стараясь прорвать блокаду Ленинграда, но когда попал в плен, он героической гибели предпочел шанс уцелеть за счет предательства. Героическая гибель была неотвратима, а сохранение жизни путем предательства имело шанс т. к. зависело от будущего хода истории.
А генерал Карбышев – специалист по фортификации, попав в плен, не уклоняясь, шел к страшной смерти.
Генерал Ефремов, попав в окружение, при угрозе пленения, покончил с собой, и немцы, отдавая должное его верности присяге, похоронили его с воинскими почестями. Присутствующие при этом немецкие генералы Мендель и Шмидт, впоследствии, сами попав в окружение, при угрозе пленения тоже покончили с собой.
Между прочим, пленных генералов и мы, и немцы держали отдельно от солдатской массы.
Папе довелось вскрывать умерших в плену немецких генералов – они не были истощенными, они были, как говорил папа: «гладенькими и чисто выбритыми».
И наши генералы, пройдя после освобождения фильтрационную проверку, устраивались на работу, в частности, на военные кафедры институтов. Я не читал и не слышал, чем генерал Карбышев навлек на себя жестокую смерть, но остался бессмертным.
В конце войны американцы предлагали генералу Власову укрытие в Америке от преследования, но он не захотел жить с клеймом предателя, и взошел на эшафот. Из других публикаций следует, что он пытался укрыться
